Акула - Страница 27

– А что вы сделать-то сможете? – вздохнула женщина, но бумажку с номером телефона взяла.

Почти дойдя до выхода из двора, Акулов передумал, вернулся и постучал в железную дверь поста охраны. Ждать, пока откроют, пришлось довольно долго. То ли его внешний вид доверия не внушал, то ли секьюрити занимались чем-то постыдным и, застигнутые врасплох, кинулись торопливо заметать следы.

Тем не менее когда его пустили внутрь, разговор состоялся нормальный. Милицейское удостоверение произвело на камуфлированных парней гораздо более сильное впечатление, чем на жилконторовскую паспортистку. Правда, перед тем, как ответить, они все время переглядывались и так тщательно подбирали слова, словно их родным языком был китайский, а грамматику русского они закончили изучать перед заступлением на смену, пройдя ускоренные курсы в своем охранном предприятии.

Ценных сведений Акулов не получил. Видеокамеры контролировали, в основном, двор и автостоянку. Вдоль фасада на Чкаловской были установлены всего два электронных глаза, которые никоим образом не захватывали ни ларьки, ни пустырь. Изображение записывалось на специальные кассеты большой вместимости – одной кассеты хватало почти на сутки. Раньше их хранили не больше недели и снова пускали в работу, но прошлым летом было несколько случаев, когда жильцы, на длительное время, уезжали отдыхать, а вернувшись, предъявляли претензии, что из автомашин, припаркованных на стоянке, пропали какие-то ценности. Скандалисты, понятное дело, являлись людьми не простыми, и многим из них пришлось выплачивать изрядную компенсацию, так что в конторе, подсчитав, решили: дешевле обойдется хранить кассеты до конца сезона отпусков, чтобы при возникновении разногласий с клиентами было чем крыть их голословные обвинения. Говорите, телефончик из машинки исчез? Нате, смотрите запись – никто к вашему корыту за все лето близко не подходил.

Майские кассеты сотрут не раньше октября, так что в любой момент их можно взять, если что-то интересует. Хранятся они, естественно, не здесь, а в главном офисе.

– Платят-то нормально? – поинтересовался Андрей в конце беседы, исчерпав другие вопросы.

Впервые за все время охранники не только переглянулись, но и позволили себе улыбнуться.

– Почему-то все милиционеры нас об этом спрашивают. Не так, чтобы очень много, но около восьми штук в месяц на руки выходит.

Зарплата почти в три раза превышала акуловскую, и, может быть, из низменного чувства зависти Андрей сказал, прощаясь:

– Никогда не понимал, зачем вам зеленая форма. Где вы здесь лес найдете? Одевали бы тогда камуфляж для городского боя, красно-серо-черный, под цвет разбитых кирпичей…

Покидая двор, Акулов обернулся: посреди детской площадки возвышалась яркокрасная трехметровая фигура с антенной на голове. Симпатичный толстячок был слишком добр и беззащитен, чтобы жить в этом месте.

Договариваясь накануне о встрече с Новицким, Андрей назначил время и приказал ждать его на чердаке, где ныне проживал наркоман, чтобы не афишировать их связь свиданием в людном месте. Новицкий с доводами согласился, но поступил по-своему. Вместо того, чтобы ждать, где-то шлялся, заметил опера издалека и догнал на середине тропинки через пустырь, переполошив своими криками всю округу:

– Андрей Витальевич! Андрей Виталич, подождите!

Догонял наркоман плохо. И ноги заплетались, и язык к финишу кросса на плечо свесился.

– Да, братец, утекать у тебя получается гораздо лучше, – делать выговор за нарушение правил конспирации опер не стал, по опыту зная, что толку от этого ни на грош: человек сам все понимает, действует осознанно, а не по недомыслию, виноватым себя не считает и от резких слов может только замкнуться, утаить важную информацию. Просто в следующий раз надо будет проводить инструктаж немного иначе, не оставляя своему информатору – или потерпевшему9 – пространства для маневра. – Давай отдышись, и пошли на твою фазенду Чего-то ты совсем квелый. Ну-ка… Пил, что ли.

– Да не, Андрей Витальевич, – наркоман приложил обе руки к ходящей ходуном груди, – я же говорил, куда мне водку-то глотать? Ширнуться, если честно, утром успел, было дело…

– Так у тебя и сейчас, наверное, доза при себе есть, – Акулов кивнул на оттопыренный боковой карман куртки Новицкого, не имея, правда, в виду,что там лежит героин: «чеки» переносят в более укромных местах, но наркоман иронии не понял и принялся карман выворачивать:

– Не, честно, нет! Вот, смотрите… На землю посыпались обломок расчески, ржавый бритвенный станок, моток шпагата, пустая упаковка из-под реланиума и одноразовый шприц с каплями крови на внутренних стенках.

– Да что я, обыскивать тебя собираюсь? – Акулов отвернулся, почувствовав легкий приступ брезгливости. За два года он несколько отвык от подобных картин; в тюрьме, по крайней мере, в тех трех камерах, где ему доводилось сидеть, к чистоте и личной гигиене относились, можно сказать, трепетно. Впрочем, в «ментовских хатах» бомжей не встречается, а если кто-то, упав духом, перестает следить за собой, то ему быстро делают соответствующее внушение.

Чердак девятиэтажного дома, куда они пришли, представлял собой обычное жилище бездомного. Тусклая, засиженная мухами лампа, спускающаяся с потолка на черном витом шнуре. Драный матрас, застеленный жуткого вида шмотьем. Батарея пустых пивных бутылок – собранных для сдачи в ларек, а не выпитых трезвенником Новицким. Закопченные, измятые миски и кастрюли из алюминия. Вилка с единственным уцелевшим боковым зубцом и пробитым черенком, очевидно, украденная в самой захудалой пельменной. Развешенные на трубах носки и трусы с рваной мотней. В противоположи ном от спального места углу – кучки окаменевшего кала, рядом с которыми лежал полиэтиленовый пакет, заполненный использованной бумагой;